В странах со сложившейся часовой культурой — Швейцарии, Германии, Франции, Англии — мальчики обычно «заболевают» механическими часами еще в детстве и со школы готовятся стать конструкторами. В России, часовая промышленность которой исчезла с распадом СССР, все намного сложнее.

Петербургский радиотехник Константин Чайкин загорелся идеей сделать свои часы в 2003 году, в 28 лет. А потом он побывал в Эрмитаже на выставке Breguet, которая так его вдохновила, что он решил не останавливаться. И уже в 2008 году Чайкин представил в швейцарской Академии независимых часовщиков (AHCI) настольные часы с вечным календарем и модулем православной Пасхи. Сначала изумленные академики не поверили, что в России один человек может сконструировать и собрать часы такой сложности, но после инспекции петербургского ателье Чайкина приняли его сначала в кандидаты, а в 2010 году и в действительные члены AHCI.

В 2012 году Чайкин нашел инвестора — московскую компанию «Ника» — и перевез свое ателье в столицу: от сотрудничества марки Konstantin Chaykin, работающей в премиальном сегменте часового рынка, и «Ники», выпускающей ювелирные часы по доступным ценам, должна возникнуть серьезная синергия. Своим проектом Чайкин хочет доказать, что в России возможно создать конкурентоспособное высокотехнологичное производство. На часовом салоне Baselworld, открывающемся на следующей неделе в Базеле, Чайкин будет единственным россиянином, который представит разработанные им часы под именной маркой.

— Есть несколько версий того, как вы пришли к конструированию часов. Как это было на самом деле?

— (Смеется.) Моя предпринимательская деятельность началась в 2000 году с трех тысяч рублей. Мы с партнером ездили в Москву, покупали недорогие часы и продавали их в Петербурге с небольшой маржой. Через год открыли магазин. И в последующие годы нашим основным бизнесом стала оптовая торговля недорогими часами плюс сеть магазинов по продаже таких часов. Все это я довольно давно передал своему партнеру. Следом появилась сеть сервисных центров — по замене батареек, ремешков, браслетов, а затем был создан центр реставрации часов. Когда моему отцу исполнилось 50 лет, я подарил ему наручные часы: в них стоял механизм ETA 2824, корпус и циферблат я сделал сам. К тому моменту у меня уже была идея сделать полностью свои часы. Сначала думал про карманные часы с турбийоном, но затем остановился на настольных — это было проще и по габаритам, и с кинематикой было понятнее.

И тут случилась выставка Breguet в Эрмитаже. В небольшм зале были собраны часы Breguet не только из Эрмитажа, но из музеев других городов. Я ходил туда два дня. Осознание того, что 200 лет назад без станков с ЧПУ, без специнструмента могли делать вещи такого уровня — не только со сложнейшими механизмами, но и с высочайшим качеством отделки, — произвело на меня сильнейшее впечатление и стало серьезным толчком: я поверил, что все возможно, и я должен довести свою идею до конца.

В Петербурге был опытный реставратор Владимир Ильин — едва ли не единственный, кто в начале 2000-х мог самостоятельно выточить шестеренку или ось. Я обратился к нему за помощью: дескать, давай сделаем такие часы и станем богатыми. Ходил за ним три месяца, но так и не уговорил. И решил делать все сам: купил сначала один маленький станок, потом другой — экспериментировал, пробовал вытачивать разные детали.

Понятно, что торговля отнимает меньше времени, чем производство. И тут мне мой партнер помог, сказал: «Ладно, сиди точи». Чертежи я делал в примитивном графическом редакторе CorelDraw, а затем вытачивал детали на станках, совершенно для этого не предназначенных. Много времени уходило на подгонку и регулировку, поскольку точность изготовления деталей была не на должном уровне, а от этого страдала точность хода часов. Потом финишная отделка — до уровня, который мне казался хорошим тогда (естественно, это несопоставимо с тем, какие требования я предъявляю сейчас). Весь проект занял около девяти месяцев.

Результат меня так вдохновил, что я написал Алексею Кутковому, у которого тогда был журнал Tourbillon, и Вячеславу Медведеву в журнал «Часовой бизнес», и в 2004 году там вышла статья. У меня появилось несколько небольших заказчиков: кому-то надо было надстройку к часам сделать, кому-то корпус.

— Но известность к вам пришла после того, как вы сделали часы с указателем православной Пасхи.

— Эта идея пришла ко мне случайно в 2005 году. Я начал изучать эту тему и в том же году подал заявку на изобретение. С того момента пошла еще и изобретательская деятельность. Результат той работы стоит в моем кабинете — это первый вариант, там простая кинематика, но очень сложные вычисления. Один из моих клиентов решил сделать подарок патриарху и заказал мне часы с Пасхой, но в более сложном варианте: там были вечный календарь, карта звездного неба — всего около 750 деталей. Это работа 2007 года.

С этими часами я отправился в AHCI. Первое мое письмо в академию осталось без ответа, но после второго меня пригласили на Baselworld. Сначала они не поверили, что в России можно такое сделать, и на генеральном собрании академии было принято решение, что ко мне в Петербург приедет инспекция — убедиться, действительно ли это я делаю часы. Ко мне приехал Петер Уибмер, который тогда был президентом AHCI, я ему показал, что и как я делаю, и осенью 2008 года на Венской часовой выставке я был принят в кандидаты AHCI. В 2009 году я привез в Базель две модели наручных часов: V01 c десятидневным запасом хода и Mystery на 1300 камнях. В 2010 году меня приняли в действительные члены AHCI.

Когда развалилась сервисная организация «Ленремчас», ее оборудование начали распродавать, и я купил себе один станок Bergeon за 50 тысяч рублей — большую для меня по тем временам сумму. Но одновременно и маленькую, потому что новый такой станок, если заказывать его из Швейцарии, обошелся бы в 18 тысяч франков. Такой станок позволяет изготовить любую часовую деталь с нормальным уровнем точности.

— И дальше был выбор: оставаться кабинотье (то есть делать своими руками пару часов в год) или строить большую компанию?

— Кабинотье — это проще всего: сидеть, точить, тем более что необходимое оборудование было полностью мною освоено. Можно было бы остаться на самообеспечении, но я смог бы делать двое, а то и меньше часов в год — зависело от их сложности. Но в то время уже был бизнес по реставрации часов, а реставрация, в отличие от ремонта, это не просто замена неисправной детали на новую — сначала мастеру нужно эту деталь либо восстановить, либо изготовить, потому что купить ее уже нельзя. Мы реставрировали по 10-15 часов в месяц. Такой объем невозможно обслужить одному — соответственно, у нас начали появляться люди, которые умеют изготавливать детали — для карманных часов, для настольных, для наручных. Реставрация — это также изготовление циферблатов, корпусов, фрезерных деталей, то есть комплекс работ по реставрации часов и по их изготовлению — по сути, смежный. Этот центр до сих пор существует, бизнес достаточно уверенный.

— Почему решились на переезд в Москву?

— Логистические вопросы вместе с «Никой» решать гораздо проще. Во-вторых, у Москвы неоспоримые преимущества в том, что касается продаж и маркетинга. Хотя, естественно, есть и свои минусы — например, уровень арендной и заработной платы. Москва и Петербург за рубежом воспринимаются по-разному, Петербург — более «культурный», но с точки зрения организации компании выбор мне сейчас представляется оправданным.

В компании Konstantin Chaykin сейчас работают 60 человек, трое из них приехали из Питера. Двое по-прежнему в Петербурге — это старые конструкторы, с которыми я работаю с 2007 года, люди слишком высокой квалификации, чтобы с ними можно было просто так расстаться. Они работают дистанционно. Остальных людей набирали в Москве. Начальника производства, москвича, нашли еще до переезда, привезли его в Петербург, и он из Петербурга нанимал людей в Москве, они приезжали и перенимали наш опыт. Полгода проработали в Петербурге, и в 2011 году всей командой переехали в Москву.

— И как складываются отношения с новыми инвесторами?

— У нас дружеские отношения — они не вмешиваются жестко в вопросы управления. Потому что я вижу, что объем опыта и знаний, который есть у меня, — именно в области дорогих часов — заставляет партнеров из «Ники» регулярно ко мне обращаться по вопросам, не относящимся к компании Konstantin Chaykin. У марки Konstantin Chaykin план на 2014 год — 250 часов, причем выпускаются одновременно более 15 моделей. Поддерживать такое разнообразие, конечно, сложная задача. А объемы, которые есть у «Ники» (в прошлом году выпущено 250 тысяч часов), позволяют задуматься и о создании собственных механизмов для «Ники». Но начнем мы с создания надстроек для уже существующих механизмов — есть интересные идеи, которые можно реализовать с хорошим соотношением цена/качество. Мне это интересно даже не с финансовой точки зрения, а потому, что вещи, которые я придумал, идут в массы, становятся более доступными.

Вот у нас в офисе висят 54 патента, и еще большое количество патентов находится в стадии оформления. Часть из них передана «Нике» — например, какие-то решения по корпусам часов. Или же решения, которые для компании Konstantin Chaykin слишком декоративные. Например, мы недавно запатентовали «пульсирующее сердце»: на циферблате размещено окошко, под ним — секундный диск с красной и белой полосой; диск вращается, и создается иллюзия, что сердце «бьется» — каждую секунду оно меняет свой цвет с красного на розовый и обратно. Решение недорогое, но очень эффектное.

— В корпоративном мире модно формулировать «миссию компании» — в первую очередь это касается больших корпораций. Но я чувствую, что у вас она тоже есть.

— Konstantin Chaykin превратился из кабинотье в компанию, которая может представлять на мировом часовом рынке Россию — в люксовой нише. По нам также будут оценивать всю Россию, а не только по матрешкам и медведям. Медные трубы мы уже прошли, и потому еще более важная часть — наш пример для других россиян: даже в существующей политической и экономической обстановке в России есть компания, которая со своей высокотехнологичной продукцией успешна на конкурентном мировом рынке. Необязательно уезжать из страны. Думаю, в ближайшие годы мы будем этот флаг нести. Сейчас уже есть не просто надежда, но и вера, что мы сможем это сделать — я имею в виду объединенные ресурсы: и «Нику», и свои силы.

— Как возникла идея написать книгу про «Часовое дело в России. Мастера и хранители»?

— Идея пришла в ходе реставрации астрономических часов Льва Нечаева. Ярославский мастер делал эти часы с 1837 по 1851 год (попутно проектируя и изготавливая отсутствовавшие в России инструменты и станки, необходимые для изготовления деталей для столь сложных часов), мне на их реставрацию понадобилось два года. Плюс от работы с архивом Ивана Кулибина. Один из проектов, который мне очень хочется реализовать, но пока не доходят руки, — это планетарные часы, про которые одни историки говорят, что Иван Петрович успел их сделать, а другие утверждают, что нет. Если они существовали, для того времени это были бы суперсложные карманные часы; если нет — мне было бы очень интересно этот проект закончить. В книге есть эскиз этих часов — мое видение того, как они могли бы выглядеть.

Есть и еще несколько идей. Например, сейчас почти не выпускаются на русском языке новые книги по ремонту и реставрации часов, и не выпускались книги по изготовлению часов не в промышленных масштабах. По религиозной теме в часах книг тоже нет. Второе издание книги по истории часового дела в России также неизбежно — добавилось очень много материала. И обязательно хочется рассказать про советский период, потому что это был уникальный пример, когда фактически в чистом поле в 1930-е годы в стране была создана часовая промышленность.

// www.vedomosti.ru